Социальная структура, развитие общественной мысли. Восток и мир в начале третьего тысячелетия

1.6.5. Монополистическая буржуазия

Капитализм на Востоке стал развиваться во второй половине ХХ в. намного быстрее, чем в первой. Но шло это развитие разными путями и потоками, принимало разные формы и питалось из разных источников. Оно привело к 1970-1980-м гг. к образованию нескольких капиталистических укладов. Из них важнейшим следует признать монополистический капитализм, представленный предприятиями ТНК - наиболее крупными и современными, оснащенными новейшей техникой и непрерывно усваивающими самую передовую технологию, использующими квалифицированную и высокооплачиваемую рабочую силу. Однако господство ТНК ограничивалось в основном наиболее прибыльными (например, нефтедобывающими) или технически авангардными (например, электронными) отраслями. Кроме того, и в этих отраслях их стали теснить национальные монополии государств Востока, наиболее характерные вначале для Японии, Индии, Египта, Южной Кореи.

Южнокорейские чеболи, т. е. монополии семейно-кланового типа, стали возникать уже в 1950-е гг. В 1980 г. полсотни чеболей давали до 10% ВВП страны, а в 1990 г. - до 16%. Объем их продаж тогда составил 130 млрд долл., причем 60% этой суммы пришлось на 5 чеболей во главе со знаменитым "Самсунгом", крупнейшим концерном в сфере электронной, тяжелой и нефтехимической промышленности. Его владелец Ли Кун Хи за счет постоянного внедрения новейших научно-технических достижений добивался роста производительности труда в отдельные годы на 25-27%, неуклонно наращивая объемы производства и продаж, а также создавая свои филиалы за пределами страны. В частности, сборку телевизоров осуществляют его предприятия в 20 странах, включая Словакию. Концерн "Дэу", уступая "Самсунгу" по объему продаж (26 млрд долл. против 49 млрд в 1991 г.), охватил более широкий круг отраслей, включая машиностроение и автостроение. Его продукция теснит продукцию известных японских дзайбацу (монополистических трестов) на рынках самой Японии! Кстати, все чеболи, сотрудничая и с дзайбацу, и с западными ТНК, постоянно стремятся занять второе (после японцев) место. В 1995 г. из 100 крупнейших компаний Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) наряду с американскими и японскими было 6 южнокорейских, но 13 тайваньских. Тайвань, благодаря своим банкирам, судовладельцам и коммерсантам, стал вторым (после Японии) крупнейшим кредитором в мире. Он является крупнейшим инвестором практически во всех странах Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии.

В Индии буржуазия, пожалуй, первой на Востоке достигла стадии монополистического капитала. Межкорпоративные инвестиции, переплетение интересов различных фирм, власть контролирующих семей над множеством предприятий самого разного профиля превратили элиту индийской буржуазии в своеобразного коллективного монополиста. Уже в 1960-е гг. в экономике страны ведущее место заняли 75 монополистических групп во главе с богатейшими семействами Таты, Бирлы, Мафатлала, Тхапара, сохранившими и даже усилившими свои позиции к 1990-м гг. Семи из этих групп принадлежали 75% индийских инвестиций за рубежом, в том числе 40% из них - группе "Бирлы", заграничные активы которой превышали ее активы в Индии. Таким образом, деятельность монополий Индии, так же как японских монополий или корейских чеболей, имела международный характер, распространившись от Бирмы и Малайзии до Африки. В то же время есть примеры активности египетских монополистов (в частности, Османа Ахмеда Османа) в Индии и Юго-Восточной Азии. Монополии Индии связаны и с западными ТНК: в лидировавшей в 1993-1996 гг. компании страны "Хиндустан Левер" 51% акций - у англо-голландской ТНК "Юнилевер". Вместе с тем индийские монополии теснили везде на Востоке своих конкурентов за счет дешевизны рабочей силы, оплата которой в 1990-е гг. составляла около 5% оплаты работников соответствующей квалификации на Тайване.

1.6.6. Бюрократия и бюрократическая буржуазия

Помимо монополистической буржуазии, повсюду на Востоке чрезвычайно сильна бюрократическая буржуазия. Финансово-экономическая мощь монополий (как иностранных, так и национальных) позволяла им ставить себе на службу значительную часть государственной бюрократии. Ее представители во главе предприятий госсектора (довольно сильного в большинстве стран Востока) были, как правило, связаны с частным капиталом и на деле обычно увязывали свои действия с интересами крупной (особенно монополистической) буржуазии. В 1960-е гг. в Индии из 339 высших управляющих госсекторы 136 представляли крупный бизнес, а 55 сочетали (несмотря на формальный запрет) государственную службу с частным предпринимательством. Высокие оклады верхушки бюрократии (уже в 1960-е гг. они превосходили минимальную зарплату в госсекторе Египта в 30 раз, в Индии - в 64, в Пакистане - в 40, в Бирме - в 32 раза) с учетом всех льгот, добавок и дополнительных выплат составляли огромные суммы. Уже в 1960-е гг. доход среднего предпринимателя в Индии составлял 1-4 тыс. рупий в месяц, а у министра или высшего бюрократа - от 5 до 7 тыс. рупий. Кроме того, крупные бюрократы, помимо прямых хищений из казны и взяток, ухитрялись фактически торговать различными лицензиями, льготами, разрешениями, патентами, выдачей госкредитов, освобождением от налогов и т. п.

Обращая все свои законные и незаконные доходы в капитал, бюрократия превращалась в бюрократическую буржуазию, концентрировавшую в своих руках и власть, и богатство. Этот паразитический слой, не заинтересованный (в отличие от буржуазии в "чистом виде") в развитии производства, так как это требовало реинвестиции хотя бы части прибылей, более того - опасавшийся любых перемен, способных ослабить его господство, неизбежно тяготел к коррупции и стагнации, к консерватизму и реакционности. Тысячи менеджеров госсектора в Индии, Индонезии, Малайзии, Пакистане, Тунисе, Турции в 1960-1980-е гг. либо были, либо становились на деле представителями бюрократического капитала, неотделимого от фаворитизма, застоя и черного рынка. По некоторым подсчетам, подобная паразитическая буржуазия уже в 1960-1970-х гг. присваивала до 30% национального дохода Индонезии и до 40% - в некоторых арабских странах. Многие главы государств (Садат в Египте, Сухарто в Индонезии, Маркос на Филиппинах (активно стимулировали процесс обуржуазивания бюрократии. Головокружительно быстрое обогащение этих, как их называли в Египте, "жирных котов" привело к наличию в стране в 1980-е гг. около 500 семейств, каждое из которых владело собственностью не менее чем в 10 млн египетских фунтов.

В Индонезии кабиры (капиталисты-бюрократы) с 1970-х гг. стали переходить к чисто предпринимательской деятельности, а их место занимали родственники президента Сухарто и связанные с ним выходцы из военной и чиновничьей элиты, наделившие правившего более 30 лет президента титулом "отец развития". Все возглавляемые ими 12 монополистических групп были тесно связаны с капиталом местных хуацяо, меньше - с японским или американским капиталом. На Филиппинах подобное же положение заняли крони, т. е. "дружки" из окружения многолетнего президента диктатора Маркоса. В Малайзии так называемая государственная, или политическая, буржуазия была образована в основном выходцами из малайской аристократии и бюрократии, при поддержке государства старавшихся вытеснить ранее захватившую экономическое господство крупную буржуазию хуацяо. В Таиланде тем же самым занялась "королевская" буржуазия, тесно связанная с семьей монарха. Но силу китайского капитала в этой стране в основном поставила себе на службу верхушка армии, образовавшей своеобразную военно-бюрократическую буржуазию.

Военные фракции бюрократической буржуазии возникли в других странах - Южной Корее, Индонезии, Пакистане, Бирме, Египте, Ираке. Они также задавали тон в Южном Вьетнаме и других странах Индокитая в 1964-1975 гг. Военная бюрократия при этом постепенно эволюционировала в частнопредпринимательскую буржуазию (как в Таиланде, Индонезии, Египте) либо в административную и партийно-политическую бюрократию (как в Сирии и Алжире, Бирме и Ираке), тем более что военно-бюрократические режимы нередко терпели крах вследствие военного поражения (в Южном Вьетнаме) или по экономическим причинам (в Индонезии).

В еще сохранившихся кое-где на Востоке монархиях - в Марокко, Иордании, бывшем шахском Иране (до 1979 г.), в Брунее и арабских государствах Персидского залива возникла особая социальная общность - феодально-бюрократический капитал (ФБК). Это, пожалуй, наиболее мощная группа правящих элит, сочетающих использование методов экономического и внеэкономического принуждения, преимущества знатного происхождения и наследственного правления, патриархально-кланового и религиозного авторитета, освященного обычаем и традицией. Прослойка ФБК наиболее ярко представлена феодальными семействами Марокко, которые одновременно составляют ядро элиты бюрократии и верхушки бизнеса. Примерно то же относится к правящему Саудовской Аравией клану Саудидов из 7 тыс. эмиров и 5 тыс. принцесс, большинство которых сочетает свою принадлежность к знати с выполнением административно-управленческих, хозяйственных, военных и предпринимательских функций (в том числе в качестве представителей ТНК и прочих иностранных фирм). ФБК доминирует также в Кувейте, Катаре, Омане, Объединенных Арабских Эмиратах и некоторых других странах.

1.6.7. Средняя и мелкая буржуазия

Традиционный груз социальной и социокультурной архаики во многом мешает процессам модернизации Востока, особенно процессу формирования и развития демократического капитала, т. е. мелкого и среднего предпринимательства удачливых мелких торговцев, разбогатевших ремесленников, зажиточных крестьян и даже бывших рабочих, особенно часто сколачивавших состояние во время эмиграции в Европу или в зону Персидского залива, где нередко встречались палестинцы и египтяне с пакистанцами и южнокорейцами. Мелкие и средние предприятия всегда преобладали на Востоке несмотря на гигантоманию, которой страдали многие индустриализирующиеся страны. В Египте в 1960-1970-е гг. 94% предприятий имело менее 10 работников каждое. В Сирии 97% предприятий были мелкими, в Ливане - более 99%, в Индии - до 75%. Во многих странах, тем не менее, предприятия этого растущего снизу демократического капитала давали до 50% всей промышленной продукции и объединяли под своей эгидой до 39% всех занятых в промышленности.

Долгое время одной из главных коллизий социального развития Востока была борьба между демократическим и бюрократическим капиталом. Это объяснялось многими причинами:

1. засильем иностранной буржуазии, особенно ТНК, подчинявших себе афро-азиатскую бюрократию и связанные с ней паразитические и компрадорские группировки;
2. привычкой бюрократических элит, особенно связанных с феодалами и военными, управлять самовластно и произвольно;
3. наконец, своекорыстием бюрократической буржуазии, стремившейся все держать под своим контролем и перекрывавшей довольно эффективно все пути роста национального предпринимательства "снизу" путем высоких налогов, искусной политикой различных льгот и субсидий.

Лишь подрыв или устранение влияния триединого блока ТНК, инонационального (или компрадорского) капитала и местных бюрократических групп прозападного толка открывали возможности роста демократического капитала. В ряде стран (Марокко, Алжир, Сирия) правящие элиты в 1960-1970-е гг. сами скорректировали курс государственной политики, начав поощрение мелкого и среднего предпринимательства.

1.6.8. Средние слои городского общества

Под средними слоями понимаются лица, не владеющие средствами производства, но обладающие образованием, знаниями и квалификацией, необходимыми для организации, ориентации и удовлетворения потребностей экономической и духовной жизни современного общества. В основном это интеллигенция, служащие, офицерство, студенчество и другие жители города и деревни, органически связанные с городом, школой, университетом, СМИ и т. д. В отличие от них, промежуточные слои - это мелкие и мельчайшие владельцы средств производства; в социально-экономическом смысле категория переходная, расположенная между наемным трудом и бизнесом. В эту категорию входит прежде всего хозяйствующее крестьянство и городское мелкособственничество. Они составляют как бы социальную подпочву национального капитализма, имея тенденцию врасти в него "снизу". Вместе с тем в конкретных условиях многоукладности восточного общества именно промежуточные слои наименее модернизированы и наиболее связаны с традицией, общинностью, патриархальщиной, с ограниченностью этнического, конфессионального и регионалистского характера.

Политическое и социальное развитие Востока в рассматриваемый период постоянно стимулировало рост средних слоев. Их нехватка на первых порах компенсировалась инонациональными и приезжими кадрами. Например, в Египте в 1947 г. 18,6% лиц с высшим образованием составляли иностранцы (а среди всего населения страны иностранцев было менее 1%). В Алжире даже в 1966 г. иностранцев среди высших технических кадров было в 5,5 раза больше, чем алжирцев. В дальнейшем, однако, удельный вес иностранцев неуклонно снижался как в общей численности жителей любой страны Востока, так и в средних слоях. В то же время наблюдался бурный рост почти всех категорий средних слоев. В Египте только за период 1960-1976 гг., т. е. за годы наиболее интенсивной индустриализации, численность лиц свободных профессий и технических специалистов увеличилась с 224 тыс. до 725 тыс. человек (т. е. с 3,2 до 7,5% всего самодеятельного населения), количество административно-управленческих кадров - с 35 тыс. до 109 тыс. человек (с 0,5 до 1,1%), конторских служащих - с 324 тыс. до 704 тыс. человек (с 4,7 до 7,3%). Иными словами, доля средних слоев (преимущественно городских) возросла в Египте за 16-17 лет с 8,4 до 15,9%, т. е. почти вдвое.

Соответствующие темпы роста средних слоев были характерны и для других стран Востока. В Иордании число лиц с высшим образованием в 1953-1967 гг. увеличилось впятеро: с 3163 до 15 657 человек и в дальнейшем продолжало неуклонно расти. В Марокко только госаппарат в 1956-1970 гг. возрос с 35 тыс. до 200 тыс. человек, вследствие чего количество чиновников здесь в полтора раза превысило количество квалифицированных рабочих. В Алжире число служащих госаппарата в 1961-1970 гг. увеличилось с 30 тыс. до 285 тыс. человек, в Сирии (в 1960-1989 гг.) - со 128 тыс. до 431 тыс. человек. Улучшение качества образования и потребности развивающейся экономики определили ускоренный рост численности специалистов самого разного профиля практически всюду в Азии: в Индии в 1971-1981 гг. с 4834 тыс. до 7094 тыс. человек (на 47%), в Индонезии (в 1971-1980 гг.) с 884 тыс. до 1917 тыс. человек (на 72%), в Иране (в 1966-1976 гг.) - с 203 тыс. до 557 тыс. человек (на 174%), в Малайзии (в 1970-1979 гг.) - со 129 тыс. до 246 тыс. человек (на 89%), на Филиппинах (в 1970-1980 гг.) - с 284 тыс. до 559 тыс. человек (на 97%).

Конечно, не все эти лица могут считаться представителями современных средних слоев, в частности, проживавшие вне городов. Например, "чистых" горожан среди них в 1970-е гг. в Индонезии было не более 700 тыс., на Филиппинах - около 300 тыс., в Таиланде - около 150 тыс., в Малайзии - до 90 тыс. человек. Однако сельский учитель или врач среди них был, пожалуй, более современен, чем встречавшиеся и среди горожан представители духовенства, различных семейств знати, феодальные идеологи и вероучители, главы сект, братств, тайных обществ и т.п., причисляемые обычно к традиционной интеллигенции консервативного типа. Безусловно, к средним слоям относится научно-техническая интеллигенция (2328 тыс. человек в Индии к концу 1970-х гг., 1218 тыс. в Индонезии, 1084 тыс. на Филиппинах, 708 тыс. в Турции, 218 тыс. в Иране, 101 тыс. в Пакистане, 20 тыс. в Таиланде). Однако при этом надо помнить, что в конкретных условиях афро-азиатского мира инженеры и физики, врачи и адвокаты, учителя и студенты не отделены китайской стеной от мира традиций, религии, национальной мифологии, племенных обычаев и клановых связей, тем более что почти во всех странах Востока сохранились так называемые традиционные социальные общности, не имеющие аналогов на Западе.

Наиболее типичны из них касты в Индии, но также среди индийцев за рубежом и даже среди мусульман Пакистана и Бангладеш. Профессиональный характер каст (с ориентацией на разные занятия: ткачество, забой скота, исполнение музыки и т.п.) ныне во многом дополняется (и заменяется) взаимоподдержкой, сплоченностью, материальной, финансовой и прочей взаимопомощью. В Индии и Пакистане только в 1960-е гг. насчитывалось до 14 торгово-ростовщических каст, позволявших их богатой верхушке объединять вокруг себя (особенно через кредитные и жилищные кооперативы, сеть фондов, школ и больниц) до 15 млн человек, в основном лавочников и служащих. В то же время низшие касты и хариджаны (неприкасаемые) составляли от 70% до 75% жителей деревни, постоянно пополнявших городские низы. Освященность тысячелетней традицией их приниженного положения несколько смягчало, обуздывало их социальное недовольство, с одной стороны; стимулировало верность кастовой солидарности - с другой, независимо от положения человека в нетрадиционной, модернизированной структуре современных секторов общества.

1.6.9. Городское население и его низшие группы

Важной чертой социальных процессов второй половины ХХ в. на Востоке была ускоренная урбанизация. Если в 1950 г. среди 10 сверхкрупных городов мира были лишь 3 восточных (Токио - 6,7 млн человек, Шанхай - 5,3 млн, Калькутта - 4,4 млн), то в 1990 г. их было уже 5 (Токио - 18,1 млн человек, Шанхай - 13,3 млн, Калькутта - 11,8 млн, Бомбей - 11,2 млн, Сеул - 11 млн). В 1950-1985 гг. городское население стран Азии и Африки росло ежегодно на 3,6-4,2% (при 2-2,5% естественного прироста). В городах Азии к 1990 г. проживали 975 млн человек, т. е. треть населения континента. На западе Азии (в 1990 г.) в городах проживало 63% населения, на севере Африки - 45%.

В основном население городов увеличивалось за счет мигрантов из деревень, преимущественно разорившихся бедных крестьян, которые и в городе, как правило, не находили работы, ибо процесс распада традиционных сельских структур и коллективов обгонял процесс становления современных новых отраслей экономики. Да этим отраслям и не требовалось так много свободной рабочей силы, к тому же неквалифицированной. Наплыв сельских мигрантов в города поэтому, сливаясь с разорением и обнищанием коренных горожан (ремесленников, мелких торговцев, потерявших работу наемных работников), приводил к разрастанию городского дна, т. е. низших слоев горожан - люмпенов и пауперов. Даже тем из них, кто не потерял надежду вернуть себе прежнее положение и не утратил профессиональных трудовых навыков, было почти невозможно возродиться к новой жизни.

Экономика Востока в течение всей второй половины ХХ в. никак не могла стать на ноги ввиду ее постоянного обескровливания. Довольно быстро почти у всех молодых государств Востока образовалась колоссальная задолженность либо бывшим метрополиям, либо крупным международным банкам, либо государствам-кредиторам (Японии, Тайваню, США и др.). Наращивавшиеся с каждым годом грабительские проценты все более отдаляли перспективу освобождения от долговой кабалы. В большинстве стран Востока постоянная нехватка капиталов (их было вообще мало, да и выгоднее было их инвестировать в экономику развитых стран), ресурсов (которые было прибыльнее продать) и квалифицированной рабочей силы (ее проще было импортировать, чем обучить) не давала возможности развернуть ускоренное экономическое развитие. Ввиду этого лишь отдельные группы и элементы населения (в основном эмигранты в Европу и Америку) могли вырваться из состояния отсталости и приобщиться (обычно при участии иностранного капитала или в рамках госсектора) к модернизации и даже вестернизации. Уделом же основной массы оставались безработица, нищета и полная бесперспективность. По разным данным, пауперы и люмпены, а также прочие социальные низы (главным образом городские) составляли в 1960-1980-х гг. от 20% до 40% населения Азии, Африки и Латинской Америки. Образовав мощный (от одной пятой до одной третьей всех горожан) пласт городского населения афро-азиатского мира, пауперы и люмпены не столько были под влиянием более высокоразвитых классов и слоев (кадрового пролетариата, интеллигенции), сколько сливались воедино с другими обездоленными группами - беднейшими ремесленниками, наиболее низкооплачиваемыми служащими, неквалифицированными рабочими. Всем им, вместе взятым, были свойственны отчаяние, озлобление и склонность к крайним формам социального протеста.

Это имело самые важные последствия для жизни Востока. Во-первых, низшие слои города давили "снизу" на всю социальную пирамиду, искажая нормальные отношения между ее "этажами", т. е. классами и слоями, размещавшимися на разных ступенях социальной иерархии. Во-вторых, городские низы составили основу всех массовых экстремистских движений второй половины века. Достаточно привести в качестве примера события 1978-1979 гг. в Иране, где только в крупных городах насчитывалось до 1,5 млн маргиналов (т. е. лиц, выброшенных из экономической, социальной, иногда просто из более или менее человеческой жизни). Именно они составили базу исламской революции Хомейни, изгнавшей шаха и учредившей в Иране исламскую республику. В Египте, где даже в столице сельские мигранты, в основном ставшие городскими маргиналами, составили в 1970-е гг. более половины (56%) жителей, они образовали обширную питательную среду религиозного экстремизма, остающегося именно поэтому важнейшим фактором социальной жизни.

В середине ХХ в. маргиналы были также основой левого экстремизма, анархизма, троцкизма, коммунизма (преимущественно в форме маоизма). Их влияние было значительным, естественно, в Китае и в основной массе хуацяо, среди таких угнетенных народов, как палестинцы и курды, среди некоторых фракций турецкой и иранской оппозиции, а также - по всей Юго-Восточной Азии. Однако после разгрома в 1965 г. крупнейшей в Юго-Восточной Азии компартии Индонезии и отхода от лево-экстремистов основной части хуацяо в Малайзии, Таиланде, на Филиппинах и в странах Индокитая, после ослабления в ходе многочисленных расколов коммунистического движения в Индии маргиналы в основном сменили ориентацию и перешли от лево-экстремизма к реакционному консерватизму, преимущественно религиозного характера. Начиная с конца 1970-х и начала 1980-х гг. они главная опора исламских фундаменталистов Ирана, Сирии, Ливана, Бангладеш, Турции, Туниса, Алжира и других стран.

1.6.10. Феодалы

Как правило, феодалы на Востоке (за исключением лишь некоторых государств, вроде Афганистана, Непала) сохранили социальное влияние лишь в составе более широких общностей, вроде ФБК, феодальной бюрократии или духовенства. В социально-хозяйственном отношении феодалов, как и "чистого" феодализма, на Востоке уже нет. Однако феодальные структуры и отношения, феодальные представления и обычаи, феодальные традиции и мышление еще сохранились, как правило, в тесном сплетении с другими категориями - патриархальными, буржуазными и пр.