Проблема соотношения духовной и светской власти в средневековых политических учениях

4.5. Уильям Оккам

Фигурой, знаменующей собой конец средневековья и начало кватроченто, стал францисканец Уильям Оккам (1280-1342 гг.). В творчестве Оккама, в частности, выразилось новое проторенессансное стремление к демифологизации средневекового универсализма в лице власти императора и папы. После учебы и занятий в Оксфорде Оккам перебирается в францисканский монастырь в Авиньоне. Здесь его обвиняют в ереси (в итоге папская комиссия признала семь пунктов его сочинений еретическими, тридцать семь - ложными, четыре - опасными); еще более осложнилось его положение, когда он примкнул к оппозиции папе в споре о бедности. Оккам вынужден был бежать из Авиньона и примкнуть к Людвигу Баварскому в Пизе, которого он, согласно преданию, просит защитить его мечом, обещая защитить императора словом. В конце жизни Оккам создает "Краткую беседу о могуществе папы" и "О могуществе императоров и епископов" - работы, фиксирующие кризис и разрушение теократического идеала и замещающие духовно-политический универсализм плюралистическим (в социально-политической сфере) и индивидуалистическим (в духовной области) принципом. Оккамом вводится идея отделения светской власти от духовной и в качестве следствий из нее принимается необходимость трансформации основ церковной жизни. Оккам, в частности, противопоставляет властным претензиям папы закон Христа, понимаемый как закон свободы. Он ставит под сомнение то, что полнота папской власти (право распоряжаться духовным аспектом жизни и управлять мирскими делами) имеет своим источником Христа, так как, по его словам, теория папского суверенитета плохо согласуется с духом евангельского закона. Если папская власть получена из рук Христа, то все остальные христиане должны стать слугами папы, и тогда мы получим разновидность рабства еще более ужасного, чем древнее, ведь оно распространится на всех. Христос и апостолы никогда не стремились устанавливать своего царства на земле, их миссия - духовное спасение.

Папская власть должна быть ограничена, так как папа не повелитель (dominator), а служитель (ministrator). Его власть установлена как то, что призвано служить благу подданных, а не для того, чтобы лишать свободы как главного установления Христа. Власть не принадлежит ни понтификату, ни собору, ибо и тот, и другой могут допускать прегрешения. Она может принадлежать лишь церкви как свободному сообществу верующих (всех поколений католиков от времени пророков и апостолов до настоящего момента), ибо только коммуна верующих, живущих в евангельской бедности и отказавшаяся от земных притязаний, непогрешима и только она вправе санкционировать истины, образующие духовный фундамент жизни в связи с исторической традицией.

Точно также нет оснований считать суверенной и универсальной имперскую власть. Император - не пастырь, он предписывает законы народу. Его власть не имеет отношения к богу, ее сакральность еще менее бесспорна, чем святость папской власти. Империя - от римлян, она начала существовать раньше Христа, не дожидаясь папы с его соизволением; и только потом она была санкционирована церковью. Затем она попала в руки Карла Великого, после чего была передана франками немецкой нации. Исходя из этого, любая юрисдикция папства в отношении имперской власти должна быть исключена. Тем более нелепо говорить о том, что император должен быть вассалом папы.

4.6. Данте Алигьери

Данте Алигьери (1265-1321 гг.) в своем политическом шедевре, трактате "Монархия", не менее знаменитом, чем "Божественная комедия", также настаивает на разделении двух властей, церкви и империи, ради сохранения духовного дара свободы.

Социальное и политическое единство для Данте, в отличие от "классических" средневековых представлений, проблематично. Именно эта общая для его творчества проблематика является ключевой для понимания содержания "Монархии". Проблема единства возникает у Данте в рамках его философии языка ("О народном красноречии"). Данте полагает, что этническая, социальная, политическая раздробленность и рознь суть следствия катастрофы, которой закончилось строительство вавилонской башни. Божье наказание человеческой гордыни заключалось в смешении языков и разрушении единого человеческого сообщества. Италия в качестве наследницы имперского Рима, этой соединяющей народы силы, должна осуществить миссию восстановления единой цели человечества, собрав рассеянные народы и возродив утраченный первоязык. Эта миссия и политическая, и культурная. Единство общества и культуры, языка и государства должно, согласно Данте, соответствовать божественному образцу, заключенному в таинственной неразрывной связи души и тела.

Учение о всемирной "светской Монархии" - гаранте справедливости, свободы и мира

У Италии нет королевского двора, нет политического центра, и поэтому язык не находит себе естественного пристанища, кочует, не имея возможности опереться на социально-политическое единство народа. Измученная междоусобицами Италия остро нуждалась в социальном мире, который был невозможен в условиях политической раздробленности. Поэтому в "Монархии" Данте доказывает три главных положения: 1) светская монархия (называемая обычно империей) необходима для благосостояния мира; 2) римский народ по праву стяжал себе исполнение должности монархии; 3) авторитет монархии дается ей непосредственно от бога и не зависит от его наместника (см.: Монархия I, 2, 2-3).

Доказывая первое положение, Данте опирается на телеологию, близкую томистско-аристотелевской традиции. По его словам, всякая истина, требующая доказательства, восходит к некоему исходному принципу. Предмет его исследования - не теоретический (математический, физический или божественный), а практический (в "практической" ориентации Данте обнаруживается также близость античной римской традиции, Цицерону), т.е. такой, который может быть не только предметом нашего созерцания, но и действия; причем здесь созерцание совершается ради действия (а не наоборот), ибо именно в нем состоит цель. Речь идет о практике политической как о таких действиях, которые являются источником и началом правильных государственных устройств. Началом же и первой причиной всего в предметах действия является последняя цель: подобно тому, как различные особенности рубки леса вытекают из того, что она ведется для разных целей - для постройки дома или для постройки корабля, так и специфика действий политических отражает нечто, что является универсальной целью гражданственности человеческого рода. Именно эта цель и будет исходным принципом. Причем эта цель будет общей для всех государств: Считать же, что существует цель того или иного государства, но не существует единой цели для всех них, - глупо (см.: I, 2, 4-8).

Далее Данте обосновывает положение о существовании универсальной (по отношению к частным политическим образованиям) цели. Бог своим искусством (которым является природа) задает различные цели, ради которых он приводит к бытию отдельного человека, упорядочивает селение, город, отдельное королевство и, наконец, весь вообще человеческий род. Он утверждает, что существует некое действие, свойственное человечеству в целом, в соответствии с которым упорядочивается великое множество людей во всей совокупности, и этого действия не может совершить ни отдельный человек, ни семья, ни селение, ни город, ни то или иное королевство (I, 3, 4). Это действие, в свою очередь, определяется, исходя из понимания того, что является главным свойством (способностью, потенцией) человеческой природы. Таковым является способность интеллектуальная, а она не может быть сразу приведена в действие в одном человеке или в одном из частных, выше перечисленных сообществ; необходимо, чтобы в человеческом обществе существовало множество ... сил, посредством которых претворялась бы в действие вся эта потенция целиком ... (I, 3, 8). В данном пункте дантовский универсализм обретает привычные для аристотелевской традиции плюралистические черты (ниже это станет очевидно).

Следующий совершаемый Данте логический шаг - обоснование того, что всеобщий мир есть цель человечества. Он рассуждает следующим образом: поскольку в целом происходит то же, что и в части, и поскольку наилучшее состояние для совершенствования мудрости в отдельном человеке - состояние покоя, постольку и род человеческий, будучи в состоянии покоя и ничем невозмутимого мира, обладает наибольшей свободой и легкостью совершать свойственное ему дело. Отсюда ясно, что всеобщий мир есть наилучшее, что создано для нашего блаженства. Вот почему то, что звучало пастырям свыше, было не богатства, не удовольствия, не почести, не долголетие, не здоровье, не сила, не красота, но мир ... Вот почему из уст Спасителя рода человеческого прозвучал спасительный привет: "Мир вам" (I, 4, 2-4).

Интерпретация: Как можно понять, исходя из содержания данного текста, "всеобщий мир" Данте - это не просто состояние, противоположное войне, но состояние правды и высшей справедливости, соотносимое с божественным источником благодати через искупление, т.е. - "мир Христов", плод жертвы Иисуса, грядущая "полнота времен", образец, которому надлежит следовать в проекте светской монархии (всемирного государства). А кроме того, он имеет свой исторический прообраз во времена Римской империи, при правлении Августа.

Наконец, Данте дает обоснование необходимости монархии как формы объединения человечества, приводя множественные основания этому и определяя одновременно черты самой формы такого объединения: для благоденствия и упорядочивания человеческого рода во что-то единое ("Всякое царство, разделившееся в самом себе, опустеет") нужно что-то одно упорядочивающее или правящее, и это одно должно называться монархом или императором (I, 5, 9).

Это так (т. е. монархия необходима), поскольку благой порядок, обнаруживаемый в частях, есть порядок этих частей относительно друг друга и одновременно относительно чего-то целого (как порядок частей войска - и относительно друг друга и относительно военачальника). При этом части не существуют ради самих себя, и потому благо частичного порядка не превосходит блага целого порядка, а скорее наоборот (I, 6, 1-2). Вот почему форма этого порядка обнаруживается во всех частях (королевствах), но в совокупности форма такого порядка превосходнее (I, 6, 3). Таким образом, отдельные королевства должны быть упорядочены в соответствии с одним правителем или правлением, т.е. монархом или монархией (I, 6, 4).

Это так, поскольку человечество - часть более широкого целого, вселенной, которое управляется богом как единым началом. Следовательно (согласно принципу надлежащего соответствия) и человечество должно управляться монархом (см.: I, 7).

Это так (согласно принципу подобия), поскольку человечество тогда в наибольшей степени подобно богу, когда всего более едино (см.: I, 8)

Это так, поскольку единая власть, империя подобна в отношении человечества перводвигателю (которым является бог) в отношении природы в том, что так же, как и его управление дарует природе наилучшее состояние, так и монархия и ее единственный закон - благоденствие человечеству (см.: I, 9).

Это так, поскольку всюду, где может возникнуть раздор (а между двумя не подчиненными друг другу правителями конфликт возможен в любой момент: равные находятся вне пределов правоспособности друг друга), там должен быть и суд, который отправляется инстанцией с более высокими, чем у всех прочих равных, полномочиями - императором (см.: I, 10).

Это так, поскольку мир лучше всего устроен, если высшую силу в нем имеет справедливость (как это было в золотом веке). Справедливость же имеет в мире высшую силу тогда, когда она свойственна тому, кто обладает высшей волей и властью; таковым является один лишь монарх (I, 9, 8).

Это так, поскольку человеческий род оказывается в наилучшем состоянии, когда он совершенно свободен (свобода - наивысший дар бога, залог блаженства). Свободен же он только под властью единого монарха, ибо только тогда человек существует ради себя, а не ради другого. И только тогда выправляются извращенные государственные системы, т.е. демократии, олигархии и тирании, порабощающие род человеческий, ... и только тогда занимаются должным государственным устроением короли, аристократы ... и ревнители свободы народа; не граждане существуют ради консулов и не народ ради царя, а наоборот, консулы ради граждан и царь ради народа (I, 12, 9-10).

Это так, поскольку монарх может быть наилучшим образцом добродетели, ибо только он не имеет никаких поводов к алчности, превращающей род человеческий в многоголовое чудовище, мечущееся в разные стороны (см.: I, 16, 5). Именно поэтому он в наилучшей степени предрасположен к управлению, так как сможет иметь верное суждение и справедливость в наибольшей мере - две особенности, которые прежде всего другого должны отличать законодателя и исполнителя законов (I, 13, 7).

Это так, поскольку законы, регулирующие жизнь конкретных народов, королевств и городов и отражающие специфику их бытия, часто оказываются недостаточными. Поэтому учитывать дух законов (как рекомендовал Аристотель в пятой книге "Никомаховой этики") означает также соотносить эти местные законы с неким общим правилом, а это общее правило отдельные правители должны получать от монарха (см.: I, 14, 5-14, 7).

Это так, поскольку благо единства и наилучшего состояния человеческого рода заключено в согласии как единстве воль, а такое единство, в свою очередь, возможно только при условии наличия владычествующей и согласующей отдельные начала высшей воли единого правителя (см.: I, 15, 5-9).

Таким образом, если говорить о концепции Данте в целом, то, согласно мыслителю, после грехопадения человек оказался во власти страстей, наиболее опасная из которых - алчность. Но и по своей не испорченной грехом природе человек есть существо политическое, общественное (правда, как уже говорилось, мы живем в эпоху, когда изначальное единство человеческой общности утрачено). Государство само по себе, поэтому не несет на себе печати древнего проклятия и возникает "естественным" образом (в этом отношении Данте продолжает аристотелевскую и томистстскую традицию). Грех Адама, однако, сказывается в том, что государство заражается алчностью людей и не может быть справедливым - вступает в корыстную борьбу со своими гражданами и другими государствами.

Именно монархия может стать той силой, которая способна примирить человеческое общество в целом и государство (хотя у Данте и нет как такового различения между обществом и государством, оно только намечено самой логикой его рассуждения). Разумеется, понятие всемирной монархии Данте не является предвосхищением конструкции абсолютизма XVII-XVIII вв.; тезис о безграничности (универсализме) власти дантовского императора опирается на средневековое представление об иерархическом порядке мирового бытия, в котором каждый низший уровень живет дарами высшего и имеет смысл в той мере, в какой способен отразить свет более высоких ценностей. Власть императора проистекает из божественной санкции, выступающей одновременно в качестве основания строжайшего самоограничения властителя: император стоит выше страстей, у него нет частной заинтересованности, ему принадлежит все и, значит, ничего в отдельности.

Интерпретация: А.Л. Доброхотов считает, что можно сравнить этот образ с аристотелевским монархом, с платоновскими философами и стражами, с подеста (правителем итальянской коммуны), но не с монархом нового времени.

Подобно цицероновской республике по отношению к принцепсу дантовская империя в качестве правового установления предшествует императору, который в силу данного обстоятельства не может делить ее на части и не должен ограничивать свою власть и передавать ее по наследству. Дарение первым христианским императором Константином земной власти папскому престолу поэтому представляет собой неправовой акт и служит каналом проникновения мирских интересов в духовную жизнь церкви. Император - высший земной судья и законодатель. Он разрешает споры, в которых участвуют равные по своим правам стороны - суверенные государства. Политическая структура всемирной империи осмыслялась на основе идеализации исторической миссии Рима (в форме идеи Священной Римской империи) и представлялась Данте в виде равноправного союза независимых городов и царств, по отношению к которым император является верховным стражем законности, не вмешиваясь в их внутренние дела.

Предмет заботы императора - справедливость (правовой порядок, при котором власть используется исключительно ради общей пользы) и свобода (I, 12, 6). Только император способен обеспечить такое положение дел, когда люди существуют ради самих себя (а это и есть свобода), но не ради чего-то другого, - как это происходит в рамках извращенных форм правления, подчиняющих себе человека. К такого рода формам Данте относит не только демократию, олигархию и тиранию, но и монархию, если она не является всемирной империей, а представляет собой локальное королевство.

По Данте, только в условиях мира достижимо то состояние, которое названо в Писании "полнотой времен"; только при этом условии достижимы справедливость, законность и правда, три наивысшие социальные добродетели. Поэтому в круг основных задач монарха наряду с защитой свободы и налаживанием политических отношений между элементами империи входит и установление и поддержание мира (и то, что у Данте "мир" становится функцией светской монархии разрушает традиционные устои теократического понимания власти).

"Совершенная монархия" представляет собой идеальный строй, так как только в ее рамках человек, отказавшись от своекорыстия и опираясь на универсальное начало в самом себе, в состоянии следовать образцу, заданному богом-мироправителем; именно здесь человек подчинен высшему и единому началу (вспомним о мировоззренческом значении принципа главенства для средневековых концепций), реализует, не поступаясь свободой всеобщий идеал.

Учение Данте обнаруживает антитеократическую направленность в рамках теистического содержания. Как уже явствует из вышесказанного, мир, справедливость и свобода для Данте не только социальные, но и теологические и космологические категории. Природный и сверхприродный порядки бытия соединены в человеке как в создании, одновременно причастном к тленной и нетленной природе и предопределенном к земной и небесной целям. При этом Данте полагает, что выполнение человеком его земного предназначения является принципиально важным с точки зрения осуществления божьего промысла. Догматической основой его взглядов служит учение о двоякой, богочеловеческой природе Христа. Человек для него - горизонт (из всех существ лишь один человек занимает промежуточное положение между тленным и нетленным; вот почему философы правильно уподобляют его горизонту, который есть середина между двумя полусферами), так как он должен преобразовать свою природу, чтобы исполнился замысел творения, искаженный грехопадением (III, 16, 3-4). На этой основе у Данте появляется понятие человечество (на данное обстоятельство впервые обратил внимание Жильсон). Его социально-политическая доктрина "исходит из предпосылки существования универсального субъекта, стремящегося быть в искомом состоянии, - человечества"; Данте впервые говорит не просто о "крещеном мире" или о конкретном народе, но "о человечестве в целом, историю которого можно описывать в терминах социальных и правовых".

Наиболее важным следствием дантовской антропологии, обосновывающей идею двух конечных целей человечества, является идея радикального разделения функций папы и императора. Данте кардинально переосмысливает текст (Лук 22, 36-39), интерпретировавшийся сторонниками папской власти как указание на то, что Петр (церковь), обладая двумя мечами одновременно (светской и духовной властью), вручает первый меч императору как своему вассалу.

Интерпретация: Впервые идея независимости папской власти от имперской, получившая название теории "двух мечей", была сформулирована папой Геласием I (492-496 гг.) на основе истолкования евангельского текста (Лук 22, 36-39); впоследствии Иннокентий III (1198-1216 гг.) обосновывает принцип примата церкви, для него эта теория заключается в утверждении, что Петр (церковь) обладает двумя мечами - и светской, и духовной властью, - и первый меч он вручает императору как вассалу. Декреталисты XII-XIII вв. (толкователи декреталий - папских постановлений, принимаемых по итогам вселенских соборов) считали отступление от декреталий смертным грехом и ратовали за подчинение светской власти папе.

Данте пишет: "Ссылаются на слова у Луки, которые Петр говорит Христу, а именно: "Вот здесь два меча" [Лк 22, 38], утверждая, что под этими двумя мечами подразумеваются обе ... власти; поскольку Петр сказал, что эти мечи находятся там, где находился он сам, т.е. у него, постольку ... доказывают, что обе эти власти по праву находятся у преемника Петра" (папы. - А. Ч.). Опровергая данное положение, Данте использует два аргумента. Во-первых, он отрицает справедливость самого толкования, в связи с чем он указывает, что текст предупреждает о грядущих гонениях и не содержит никаких указаний на две власти (см.: Монархия III, 9, 1-8). Во-вторых, он прибегает к юридическому контраргументу: "... всякое правовое установление предшествует тому, кто его осуществляет; ведь этот последний предназначается для юрисдикции, а не наоборот. Но империя есть правовое установление, охватывающее всю область светского права; следовательно, она предшествует тому, кто осуществляет ее власть, то есть императору, ибо он предназначен для нее, а не наоборот. Отсюда очевидно, что император в той мере, в какой он является императором, изменять установленный правопорядок не может, ибо от империи получает он свою власть" (там же, III, 10, 10-11). В свете данного положения оказывается, что дар Константина был неправомочен (см.: там же III, 10, 11-12). - О других ложных, по мнению Данте, аргументах см.: там же, III, 11 - III, 12.

Согласно Данте, папа и император направляют людей к двум различным целям. Попытки взаимной узурпации власти ведут к искажению божьей воли и деформируют религиозную и политическую жизнь общества. Если Аквинат полагает, что государь должен подчиняться папе, как самому Христу, то Данте настаивает на том, что император непосредственно предстательствует перед главой вселенной, богом, санкционирующим его власть, и сам несет всю полноту ответственности (см.: III, 3 - III, 14). Монарх должен лишь оказывать уважение папе как равному с ним по достоинству выразителю божьей воли: верховному первосвященнику, наместнику Христа и преемнику Петра "мы должны воздавать не все, что должны воздавать Христу, но все, что должны воздавать Петру" (III, 3, 7).

Таким образом, антитеократическая концепция Данте, проводя принцип разделения духовной и светской власти, отличается и от теорий юристов французского короля, не признававших всемирной империи и утверждавших принцип национальной самостоятельности государства, и от "чисто политической" концепции Оккама, нашедшей отклик у Марсилия Падуанского. Новаторство Данте, связанное с появлением у него новых понятий - "правовое государство" (империя как правовое установление и носитель универсального, божественного начала в мире) и "человечество", не следует осмыслять в плане предвосхищения концептуальных схем социальной философии XVI-XVIII вв. (с которыми у Данте нет общей мировоззренческой почвы), но можно понять как "итог одного из течений собственно средневекового утопического мышления, так и не получившего развития в рамках своей эпохи". Концепция Данте, однако, "приуготовляла" почву для разрушения мировоззренческой целостности средних веков.

NB.: Папа Иоанн XXII осудил в 1329 г. "Монархию", как произведение еретическое, на сожжение. Произведение Данте попало в списки запрещенных курией книг в 1554 г., и этот запрет был снят лишь в XIX в.