Опубликован: 03.04.2013 | Доступ: свободный | Студентов: 351 / 28 | Длительность: 34:17:00
Специальности: Разработчик аппаратуры
Лекция 2:

Междисциплинарный характер компьютерных проектов

1.3. Глобальные технотронные комплексы как источник конфликт-индуцированных опасностей

Глобальные технотронные комплексы, призванные предотвращать глобальные катастрофы, грозящие существованию Человека, сами являются неиссякаемым источником эквивалентных опасностей. Такой вывод справедлив для глобальных технотронных систем, в состав которых входят средства активного парирования потенциальных угроз в военной, экологической или климатической области. Типичный пример - это стратегическая оборонная инициатива США 1982 года в области противоракетной обороны (СОИ [12]), "ложная тревога" в которой могла привести к военному противоборству двух сверхдержав с применением ядерного оружия. Поэтому при их проектировании и изготовлении необходимо реализовать комплекс мер по обеспечению отказобезопасности, которые должны гарантировать человеку сохранение управляемости технотронными комплексами при наличии в них сбоев и отказов как минимум программно-аппаратных средств. Как было показано выше, даже наиболее передовая проектная технология пр ототипирования [7] не только не исключает, но и сама является источником таких опасностей, так как является развивающейся системой итеративного типа,стимулом развития которой являются внутренние и/или внешние конфликты.

Отсюда и встает задача анализа и последующего предотвращения угроз, свойственных всем развивающимся системам на всех этапах их жизненного цикла.

Традиционно термин "развитие" применяют для описания динамически меняющихся свойств как живых объектов (субъектов), так и сложных кибернетических систем.

Развитие происходит в условиях внутреннего напряжения и конфликта и выражается через новые качественные состояния объекта (субъекта) или системы, которые выступают как изменения их состава и функций на основе возникновения, трансформации или исчезновения их элементов и связей [13]. Напряженность и целевая ориентация активности организма во внешней среде "управляются изнутри", подчиняясь универсальным законам системогенеза или "функционального развития", отдельные признаки которых присутствуют и в кибернетических системах. В этой связи основатели кибернетики Н. Винер, К. Шеннон и Дж. фон Нейман [14-16] четко обозначили контуры возможного в своей науке и приложили немало усилий, чтобы сбить научный и ненаучный ажиотаж, а нередко и спекуляции, вокруг их детища.

Лежащие в основе кибернетики логика и математика представляют собой науки с наивысшим по современным меркам уровнем абстракции. Поэтому логика и математика способны дать ответы на вопросы: "Что происходит…?" и "В какой последовательности происходит…?". Ответы на вопросы "Как и почему происходит…?" необходимо искать в физических, химических, биохимических и молекулярно-биологических исследованиях, где обнаруживаемые свойства формальных систем помогают спланировать эксперимент и проинтерпретировать его результаты. Ответы на вопросы "С какой целью происходит?" лежат уже в плоскости физиологических, психологических и социальных исследований, где другие науки способны лишь помочь в планировании эксперимента и интерпретации его результатов.

Глубоко понимая ограничительные рамки пассивного (инструктированного извне) развития кибернетических систем, основоположник "физиологической кибернетики" П.К. Анохин тем не менее считал, что механизм постановки цели в организме "…непременно разыгрывается на материальном субстрате мозга и не должно быть никакого места для боязни объективного научного подхода к этому факту". Поэтому "…ней-рофизиология должна широко использовать формализацию процессов, способы преобразования информации в сложных системах, математическую обработку материалов исследований" и т. д. В свою очередь, создатели сложных технических систем и глобальных технотронных комплексов должны четко оценивать и своевременно парировать угрозы и опасности, вытекающие из роли и места человека при проектировании, изготовлении и эксплуатации таких систем.

В науках "о живом" накоплен значительный экспериментальный материал, свидетельствующий о том, что в механизмах произвольной активации, целеполагания и развития существенная роль принадлежит феноменам внутреннего напряжения и конфликта, которые предопределяют и направление дальнейшего приложения усилий организма, и состав информативных переменных, и состав допустимых действий в конкретных внешних условиях. Все перечисленные факторы составляют ядро задачи формализации,которая в современных условиях решается человеком в рамках проектной технологии прототипирования и без решения которой невозможно использование средств вычислительной техники в технотронных комплексах двойного назначения. Главная опасность широкомасштабного использования таких комплексов - это потеря управления составляющими его средствами вычислительной техники, что может привести к непредсказуемым, в том числе и глобальным, последствиям. Поэтому представляется важным сопоставить основные механизмы развития живых и сложных технических систем и выявить главные опасности создания и использования с участием человека технотронных комплексов, в первую очередь военного назначения.

Существует целый ряд обстоятельств, когда живому объекту (субъекту) не удается "разрешать" конфликты классическими для кибернетики методами и средствами обратной связи. Поэтому организмы вынуждены активироваться и развиваться под давлением неразрешимых или только кажущихся им неразрешимыми конфликтов и находить принципиально новые структурно-функциональные схемы и механизмы, обеспечивающие им выживание в объективно новых для них условиях или в ситуациях, которые субъективно оцениваются ими как качественно новые. Исходя из этого, конфликты следует воспринимать не как экстраординарные события в индивидуальной жизни объекта (субъекта), а как различающиеся по интенсивности, постоянно возникающие состояния напряжения, вызванные противостоянием эквивалентных по силе, но разнонаправленных тенденций к реализации той или иной функции. Различные варианты такого противостояния становятся причинным началом произвольной активации живых объектов как условия их развития, которое характери зуется "закономерным, необратимым и направленным изменением их свойств" [13] и их целеустремленной деятельности. В этом контексте "функциональное развитие" представляет собой частный случай закономерного и направленного (прогрессивного) изменения функций и может рассматриваться как эпифеномен "разрешения" того или иного внутреннего конфликта.

Исходя из такого понимания термина "функциональное развитие", проанализируем сходство и отличие разнообразных форм проявления и различных способов разрешения конфликтов у объектов (субъектов), исследуемых как в науках "о живом", так и в науках о сложных кибернетических и физико-технических системах.

Формально-логические конфликты показывают, насколько иллюзорны наши надежды на достижение требуемой отказобезопасности технотронных комплексов, если их вычислительное ядро будет работать на основе строгих математических моделей предметной области.

Формально-логические конфликты являются атрибутом логических и математических систем и проявляются в форме парадоксов или противоречий (антиномий [3]), которые со времен Аристотеля считаются недопустимыми при построении логических утверждений и доказательств. Согласно аксиоме непротиворечивости Аристотеля о положении, признанном верным (истинным), недопустимо говорить как о неверном (ложном).

Парадокс лжеца.Логические парадоксы были известны древним грекам еще со времен Зенона из Элеи. В частности, мегарские философы дразнили членов Платоновской академии одной из версий "парадокса лжеца". В современной классификации этот парадокс относится к семантической антиномии и звучит как признание неисправимого лжеца, который наконец произнес: "Я лгун". Такого рода признания ставят окружающих в тупик, так как они должны дать ответ на вопрос "Истинно или ложно данное утверждение?". Нетрудно установить, что это высказывание истинно только тогда, когда оно ложно.

На протяжении многих веков логические парадоксы оставались "игрой воображения" для избранных. Настоящее потрясение в математике наступило в 1903 году, когда Б. Рассел опубликовал свою логическую антиномию, затронувшую основания математики. И в математике, и в жизни представляется вполне осмысленным установить, является ли некоторое множество собственным элементом или нет. В ряде случаев ответ очевиден. Например, множество красных предметов, несомненно, в целом является "красным предметом". Но множество деревьев "деревом" не является и поэтому его надо относить к множеству иного типа: "сады", "парки", "леса" и т. п. Далее, не вызывает особых возражений постановка того же вопроса относительно множества всевозможных подмножеств, не являющихся собственными элементами. Ответ приводит к парадоксу: такое множество существует только тогда, когда является собственным элементом, то есть не принадлежит множеству всевозможных подмножеств, которые не включают себя в качестве собственного элемента.

Парадокс Тристрама Шенди [17]. Литературный герой Тристрам Шенди потратил два года на описание нескольких первых дней своей жизни и понял, что при таких темпах он не сможет описать всю свою жизнь целиком. Очевидно, что Тристрам Шенди смог бы описать всю свою сознательную жизнь целиком, если бы время в описываемой им жизни проходило быстрее, чем время, уходящее на ее описание. При этом для достижения полноты описания он раньше или позже должен был бы перейти к самому себе, занимающемуся описанием своей жизни, что делает этот процесс бесконечным.

Как отмечено выше, аналогичная ситуация обнаруживается и в молекулярной биологии, когда для метаболической реакции требуются специфические ферменты, которые производятся с помощью тех же внутриклеточных реакций. С формальных позиций оборвать этот "бесконечный" процесс можно так называемым "самообращением", то есть самокатализирующейся реакцией, которая сама производит фермент, ее же и катализирующий.

В математике и логике долгое время считали, что антиномии в формальных системах появляются по вине "недобросовестных" ученых, допустивших явные или неявные нарушения строгих правил вывода утверждений и доказательств. Все иллюзии на это счет закончились, когда К. Гедель доказал неизбежность появления антиномий в любой формальной системе, опубликовав в 1934 году знаменитую теорему о неполноте (цитируется по [3]): "Каждая логистическая система, настолько богатая, чтобы содержать формализацию рекурсивной арифметики, либо w-противоречива, либо содержит некоторую неразрешимую формулу (хотя и истинную)".

Можно выделить три способа борьбы с антиномиями: игнорирование противоречивых высказываний и утверждений; волюнтаристский и попеременный выбор одной из одновременно возникших противоречивых альтернатив; разрешение противоречий с привлечением методов и средств логической или математической системы более высокого типа по отношению к той, где зародилось противоречие .Третий способ в строгом математическом смысле можно рассматривать как развитие формальной системы, так как именно в этом случае, следуя Б. Расселу и К. Геделю, для разрешения конфликта строится система более высокого типа и делается это в полном соответствии с наиболее общими требованиями формальной логики.

Таким образом, в формально-логических системах конфликт проявляется как нарушение одной или нескольких основополагающих аксиом и разрешается через построение новой формальной системы, которая включает предыдущую систему как частный случай и которая потенциально содержит в себе следующее противоречие. Поэтому из атрибутивных признаков формально-логическим конфликтам свойственна только закономерность (неизбежность по К. Геделю) и направленность развития, которая определяется построением формальной системы, не содержащей локализованную (обособленную) антиномию. Но построение новой формальной системы не исключает предшествующей, а только включает ее как частный случай, справедливый в более жестких ограничительных рамках (условиях). Именно это обстоятельство, с одной стороны, не позволяет говорить о необратимости развития формально-логических систем, а с другой - требует включения в технотронные комплексы средств контроля ограничений "справедливости" пол ожений формальной системы, а значит, и адекватности поведения всей технотронной системы в изменяющемся комплексе внешних условий.

Эксплуатация технотронных комплексов особенно глобального значения, где возможности человека решать задачи в темпе реального времени резко ограничены, на самого человека можно возложить только функции контроля правильности их работы. В результате формируется единый "человеко-машинный" комплекс, в котором равноопасны как ошибки человека, так и ошибки машины, а конфликт между ними недопустим, если под конфликтом понимать потерю управления технотронным комплексом.

В науках о поведении конфликт также определяют как внутреннее противоречие или как специфическое состояние, при котором субъект испытывает на себе действие (снаружи, изнутри) по крайней мере двух равных по силе, но разнонаправленных тенденций или влияний. Поскольку конкурирующие тенденции не могут проявиться одновременно, то поведение в таких случаях приобретает своеобразные (фрагментарные или наоборот, интегрированные) формы, отражая регресс или прогресс функциональной состоятельности и ее проявлений у субъекта. При этом и формы проявления, и способы разрешения конфликтов во многом определяются доступными для объектов (субъектов) механизмами "функционального развития", то есть становлением новой структурно-функциональной организации и проявлением ее новых возможностей в конкретных внешних условиях.

Конфликт в этологии рассматривают как фактор, внешне нарушающий гладкие проявления текущей активности. Источниками конфликта считают избыточные мотивацию и эмоцию, непреодолимые препятствия (биологические, физические, зоосоциальные) на пути достижения субъектом цели действия, дефициты времени, информации и ресурсов среды для удовлетворения основных потребностей. Чрезвычайно конфлик-тогенными для субъекта также считают трудный выбор или "принятия решений" в ситуациях:

  • "приближение - приближение", то есть альтернативный выбор достижения одного из равных по привлекательности положительных раздражителей;
  • "избегание - избегание", то есть альтернативный выбор избавления от одного из равных по угрожающей силе отрицательных раздражителей;
  • "приближение - избегание", то есть альтернативный выбор между достижением равных по силе положительного или избавлением от отрицательного раздражителей.

Практически все эти источники типичны для операторов дежурных смен глобальных технотронных комплексов, которые живут в реальной "среде обитания" и во время дежурства должны принимать ответственные решения в конфликтогенной обстановке. Поэтому умение не допускать или разрешать уже возникшие конфликты является базовым требованием к профессиональному уровню отбора и подготовки операторов дежурных смен.

Как показывает опыт, в условиях естественной среды обитания животные прибегают к различным способам "разрешения" конфликтов. Это проявляется в самых разнообразных формах активности: компромиссного, амбивалентного или смещенного поведения, "движений намерений", умиротворяющих или угрожающих поз и актов и др. Долгое время считалось, что такие виды активности не имеют иной функциональной роли, кроме разрядки напряжения, вызванного конфликтом. Однако, выдающиеся этологи К. Лоренц и Н. Тинберген [18, 19] теоретически обосновали точку зрения, согласно которой конфликт-индуцированная активность животных лежит в основе более существенных по содержанию и высокоспецифичных форм поведения (например "ритуальных" или коммуникативных актов) и, следовательно, может играть самостоятельную биологическую роль и нести зоосоциальную нагрузку в поведении более высокого типа.

Еще Ч. Дарвин [20] отмечал, что оборонительные мимические и другие реакции при конфликте (сужение глаз, пилоэрекция и т. п.) у млекопитающих не только призваны выполнять защитные функции, но одновременно служат источником информации об опасности для других животных. (Такая функция коммуникации реализуется также и между животными разных видов.) Более того, сигналы, посылаемые действующей особью, могут быть намеренно использованы ею для управления другими особями в своих интересах. Таким образом, конфликт становится причиной реализации зоосоциальных форм поведения, которые "отделяются" и функционально обособляются от своей первичной биологической основы. Особенно впечатляющими в этом отношении являются доказательная основа и интерпретация Д. Мак-Фарлендом [21] так называемой "смещенной активности" при конфликте, имеющей самостоятельную мотивационную основу и ориентирующей субъекта на достижение качественно новых целей. А это, в свою очередь, предопределяет индивидуальное совершенствование поведения субъекта, "расширение сферы значимого" для него во внешней среде и, следовательно, прогрессирующее "функциональное развитие" его потенциальных возможностей в поведении не только ради выживания, но и для "корыстной" эксплуатации наличествующих раздражителей во внешней среде.

Таким образом, проецируя данные этологии на человека, можно утверждать:

  • конфликт обладает атрибутивным свойством развития живых систем, и поэтому его невозможно погасить, а можно только направить в нужное русло или как-то компенсировать негативные последствия;
  • главная составляющая снижения отказобезопасности всего глобального технотронного комплекса по "человеческому фактору" лежит в конфликтогенных ситуациях, которые ограничивают пространство информативных признаков и пространство допустимых реакций;
  • на основе конфликт-индуцированной активности можно сформировать у операторов, задействованных в этих комплексах, требуемые более высокие типы профессионального поведения.

Конфликт в классической физиологии высшей нервной деятельности (ВНД) одновременно является и термином и понятием и используется в более узком смысле. Обычно его сводят к противодействию и противостоянию в центральной нервной системе (ЦНС) основных нервных процессов (возбуждения и торможения). Считают, что через это взаимодействие в конечном итоге устанавливается равновесие, при котором "каждому процессу отводится свое место, свое время и животное делается совершенно спокойным, соответственно реагируя на падающие раздражения то раздражительным, то тормозным процессом" [22]. Полагают, что эта борьба и это равновесие - "…нелегкое дело для нервной системы", но за счет его достигается их взаимное пространственное разграничение, размежевание, а следовательно, и формирование в коре мозга специфической мозаики избирательно возбужденных и заторможенных нервных элементов, обеспечивающих уже более успешную ("интегрированную") р еализацию поведенческих функций. Считается также, что развитие новых форм поведения основывается на выработанном разграничении раздражительных и тормозных пунктов, на "грандиозной мозаике" их в коре. В некоторых случаях конфликт и борьба завершаются нарушениями нормальной нервной деятельности, формируются патологические изменения в поведении, "…длящиеся днями, неделями, месяцами и далее, может быть, годами", то есть наблюдается уже не его "функциональное развитие", а прогрессирование патологических форм поведения как симптомов хронического заболевания. Переход "функционального развития" в "развитие патологического процесса" проходит через трудноразличимую грань "здоровья" и "болезни", когда компенсаторные звенья адаптационных процессов теряют свое назначение и начинают играть роль самостоятельных патогенетических факторов.

Таким образом, течение и нарастание конфликта в ВНД может разрешаться в двух формах: совершенствовании и развитии поведенческих актов либо в их "патологическом развитии".

Особенно ярко роль классического физиологического конфликта обнаруживается в экспериментах с переделкой (переобучением) приобретенного навыка, когда животное ставится перед необходимостью смены цели поведения непосредственно в процессе осуществления ранее выработанной устойчивой формы поведения. Как показали, например, опыты Е.Ф. Полежаева, в таких случаях "…в целеполагающем процессе имеет место критический момент, когда условный раздражитель приобретает двойственный смысл, а именно, актуальное значение старой цели действия сохраняется и вместе с тем одновременно актуализируется побуждающее влияние новой цели действия". При этом экспериментатор отмечает "важные подробности": усиление ориентировочно-исследовательских движений, эмоциональную мобилизацию дыхания, генерализованную десинхронизацию ЭЭГ - признаки общей активации, как "физиологической цены" поиска существенного для субъекта раздражителя виде нового объекта-цели. Считают, что эти признаки активации при конфликте "…отражают интимные механизмы, связанные с нервно-психическим напряжением и энергетизацией поведения на предмет преодоления двойственности и выбора одной из двух альтернатив, то есть той цели действия, которая адекватна новому жизненному опыту" [23]. Они способствуют осуществлению индивидом шага в направлении собственного "функционального развития", либо в сторону "срыва ВНД" и регресса.

Таким образом, интенсивное использование "виртуальной реальности" в системах контроля и управления глобальными технотронными комплексами чревато скрытыми формами хронической патологии в ЦНС операторов дежурных смен, что в совокупности с постоянными тренировками и переобучением может привести к устойчивому "патологическому развитию" не предусмотренных регламентом форм поведения.

Конфликт и доминанта.Учение А.А. Ухтомского о доминанте в своей доказательной основе в полной мере включает идею конфликта .В "… царстве относительности, какое представляет собой центральная нервная система, происходит постоянная борьба возбуждений между собою, постоянное возбуждение и постоянное торможение" [24]. Напряжение (эндогенная энергетизация), вызванное таким конфликтным противостоянием, обуславливает явление доминанты, которая понимается как "… более или менее устойчивый очаг повышенной возбудимости центров, чем он ни был бы вызван, причем вновь приходящие в центры возбуждения служат усилению (подтверждению) возбуждения в очаге, когда в прочей центральной нервной системе широко разлито торможение. При этом внешним выражением доминанты является стационарно поддерживаемая работа". А.А. Ухтомский считал, что, будучи консервативным началом подкрепления "наличного", доминанта в следующий же момент своей жизни становится уже прогрессивным началом, поскольку из множества новых "не идущих к делу" подкрепляющих "впечатлений" в следующий же момент происходит активный подбор и отметка "пригодного" и "нужного". Это ли не признаки работы по "функциональному развитию" и самодетерминации активности, осуществляемой доминантой?

Нет необходимости, "…чтобы на доминантном пути произошел конфликт возбуждений с возбуждениями, приходящими со стороны других путей; на своем собственном пути возбуждения, доведенные до кульминации, приведут к торможению под влиянием тех же самых факторов, которые перед тем производили суммирование". Иначе говоря, писал А.А. Ухтомский, "…доминанта, как известная односторонность действия, сама в себе носит свой конец". Это и является демонстрацией высшей формы внутреннего диалектического противоречия и конфликта, постоянно проявляющихся в деятельности центральной нервной системы. С другой стороны, "…борьба текущих доминант с уже установившимся поведением приводит к оплодотворению всей работы и поднятию достижений высшей центральной нервной системы". Такие "надстройки" возникают при борьбе (конфликте) новых доминант с текущими, являются действительно "объективными достижениями" и предопределяют будущее поведение субъекта, обозначая его внутреннюю работу по собственному совершенствованию и развитию.

Из приведенных данных видно, насколько важен комплекс мероприятий по выработке и поддержанию у персонала дежурных смен глобальных технотронных комплексов навыков по переходу из режима "ожидание" в режим повышенной готовности и принятия решений.

Конфликт в системной физиологии,как самостоятельному варианту взаимодействия (противостояния) в ЦНС основных нервных процессов и влияний, принадлежит заметное место. Так, в предложенной П.К. Анохиным схеме функциональной системы поведенческого акта [25] можно обозначить по крайней мере три "локуса" потенциального проявления конфликта и его последующей "работы". Конфликт может проявиться как на стадиях афферентного синтеза и "принятия решения", так и в процессах сличения параметров реально полученного результата действия с ожидаемыми и зафиксированными в акцепторе результатов действия.

Афферентный синтез, как "…универсальный процесс в границах функциональных систем разного уровня, обеспечивается структурно-функциональными закономерностями и молекулярной природой процессов взаимодействия в ЦНС" (П.К. Анохин). Представляется, что за счет этого взаимодействия становятся возможными не только синтез и интеграция разнородных возбуждений, но также и их противоборство. В одних случаях обнаруживаются различные варианты разрешения этого противоборства (иногда внезапного) в виде "идеаций", состояний типа "эврика" (E. Hilgard, D. Marguis, цитируется по [26]) или "инсайта" как эпифеноменологического разрешения конфликта. В других случаях конфликт-индуцированное напряжение разрешается в ориентировочно-исследовательской реакции и запуске нового афферентного синтеза для очередной (обновленной) попытки достижения старой цели и результата действия новыми средствами и способами. Возможно также формирование новой конфликт-индуцир ованной мотивации, ориентирующей организм на достижение качественно новых или компромиссных результатов деятельности. Эти же варианты выхода из конфликта обнаруживаются в случаях трудностей "принятия решения", уже описанных выше, а также в ситуациях длительного недостижения потребных результатов целенаправленной деятельности.

Частым исходом длительного конфликта является невроз. При этом И.П. Павлов считал, что невротические срывы высшей нервной деятельности являются результатом столкновения тормозного и возбудительного процессов в коре головного мозга. Полемизируя с такой точкой зрения, П.К. Анохин считал, что, например, возбуждение, как "…одна из борющихся сторон, является конкретным нервным процессом, все пути которого могут быть с точностью прослежены". Но "…как возникло торможение в виде самостоятельного процесса", по мнению П.К. Анохина, неясно. Он считал, что конфликтное противостояние обнаруживают не "возбуждение и торможение", а "две целостные деятельности", две системы возбуждения, которые борются между собой с помощью торможения. Такой конфликт может завершиться полным торможением одной из деятельностей, вследствие чего устраняется сама конфликтность, и, что очень важно, радикальным обновлением содержания акцептора результатов действия функциональной системы другого поведенч еского акта. Потребный результат и его параметры, запрограммированные в этом акцепторе, могут быть неожиданными, внешне парадоксальными, но всегда высокоспецифичными, а сами цели чрезвычайно разнообразными "…от ничтожных - до возвышенных и одухотворенных" [24]. П.К. Анохин обращал внимание, если в итоге конфликта "…появляется торможение какой-либо деятельности организма или даже ее отдельных компонентов, исследователь должен искать другую целостную деятельность, которая обусловила наблюдаемое торможение" [25], и описать ее новые характеристики. Представляется, что борьба двух деятельностей заканчивается для обеих сторон неодинаково. Одна из них вытормажива-ется, а другая выходит из противостояния не только "укрепленной", но и глубоко обновленной по содержанию, знаменуя качественный рост, прежде всего мотивационной основы поведения.

Считается, что неудовлетворение ведущих потребностей через конфликт ведет к напряжению, создающему затем основу развития психоневрозов и эмоционального стресса. Эти состояния, в свою очередь, закладывают фундамент новых и разнообразных форм поведенческой активности, поскольку в этом случае для организма обнаруживается возможность "…освободиться от одних образцов поведения и развить на их месте новые" [26].

Следствиями разрядки неспецифического напряжения при эмоциональном стрессе являются многочисленные нарушения саморегуляции физиологических функций, суммация отрицательных эмоциональных возбуждений, неотреагированные страх и агрессия, химическая дезорганизация функций мозга в целом и многое другое [27]. В этих условиях организм "вынужден" не только искать пути компенсации нарушенных вегетативных функций, но и на рефлекторной основе формировать разнообразные поведенческие "ответы". Эта рефлекторная активность реализуется в виде хаотичных (бесцельных) поведенческих актов, выполняющих демпферные функции. В долговременном плане формируются эмоционально (аффективно) или проблемно (конструктивно) ориентированные "копинг-стратегии" целенаправленного поведения, обеспечивающие избегание или преодоление напряжения как такового. В отличие от этого, формой разрешения конфликта, развивающегося на интрапси-хическом уровне, становится обновленная мотива ционно-обусловленная деятельность, направленная на новые цели и результаты действия для удовлетворения вновь возникших мета- или квазипотребностей. Именно они существенно расширяют спектр эндогенно детерминированной активности, а также возрастающую адекватную ориентированность субъекта в бесконечном разнообразии внешней среды.

Таким образом, данные исследований ВНД, учение о доминанте А.А. Ухтомского и теория функциональных систем П.К. Анохина говорят о том, что разрешение конфликтов составляет центральную проблему (пере)обучения сложных живых систем иерархического типа, когда необходимо разрушить старые информационные, а также причинно-следственные внешние и/или внутренние связи и установить новые. При этом высока вероятность получения неадекватных, патологических форм поведения, что недопустимо в технотронных комплексах военного назначения. Одним из главных источников такой опасности является мозаичная (ассоциативная) активация коры головного мозга и достаточно субъективный, если не сказать случайный, поиск адекватных реакций. Второй важный вывод состоит в том, что деструктивные процессы являются неотъемлемой частью любого (пере)обучения, и поэтому они должны быть регулируемыми и подконтрольными развивающейся системе в целом, чтобы избежать хаоса и включить адекватные новым условиям информационные связи и реакции в состав новых, более прогрессивных форм поведения.

Конфликт в экспериментальной психологии рассматривают как напряжение, создаваемое у субъекта потребностью, задачей или намерением в условиях недостижения объекта-цели. Такая ситуация может сложиться в случаях возникновения физических, биологических препятствий, а также социальных запретов на пути приближения к потребному раздражителю или избегания опасности.

Хорошо известны "прообразы" этих ситуаций, в которых оказались мифологические или литературные герои:

  • "буриданов осел", неспособный выбрать одну из двух эквивалентных копен сена;
  • Одиссей, вынужденный прокладывать путь своему кораблю между двумя равными по устрашающей силе чудовищами - Сциллой и Харибдой;
  • гоголевская Коробочка, мучавшаяся сомнениями при заключении сделки с Чичиковым.

В начале 30-х годов ХХ столетия в работах научной школы К. Халла на животных были вскрыты особенности реализации процессов приближения и избегания. Оказалось, что стремление субъекта к объекту-цели возрастает по мере его достижения ("градиент приближения"), а желание избежать угрожающего объекта падает при отдалении от него ("градиент избегания"). Нетрудно заметить, что эти два обстоятельства вносят дополнительные коррективы в разрешение описанных выше вариантов конфликтов. Формы выхода из конфликта и его разрядки разнообразны. Считают, что любой конфликт создает внутреннее побуждение к агрессии [28] либо к реализации примитивных форм поведения [29], к замещению (ersatz) как достижению первоначальной цели с использованием иного раздражителя и обходными путями. В работах "венской школы психиатров" предложены несколько вариантов разрешения конфликта и использования его энергии в процессах сублимации, вытеснения, равно как и в невротических проявлениях и мечтах. Считали, что разрядка напряжения в конфликте рождает "квазипотребности", которые обладают основными характеристиками истинных потребностей. Их удовлетворение наступает лишь при достижении новых целей поведения. Это говорит о том, что системной функцией конфликта является мотивогенез поведенческой активности. Реализующиеся при этом новые поведенческие акты становятся внешними признаками индивидуального "функционального развития" субъекта на основе обогащения и расширения "векторов" его целенаправленной деятельности.

Конфликт в психоанализе (явный или скрытый) рассматривают как борьбу противоречивых требований внутри субъекта. Он может проявляться в очевидных нарушениях поведения, трудностях характера и др., составляя одновременно основу человеческого существа и "векторы" его развития. Конфликты возникают между желанием и защитой, между различными системами и "инстанциями". Конфликт представляет собой также "сущностное ядро" внутренних комплексов, при которых возникает не только противоборство желаний, но также и их драматическое столкновение с "внутренней цензурой" и запретом. В психоанализе конфликт рассматривают как явление, развивающееся на интрапсихическом уровне, когда, например, в ходе лечения пациента приближение врача к его патогенным воспоминаниям усиливает сопротивление, или активирует внутреннюю защиту пациента от "неприемлемых представлений". Возникающие при этом невротические симптомы знаменуют достижение (или недостижение) некоего комп ромисса между внутренним миром субъекта и попытками вмешательства в него извне. Вообще считают, что достижение подобных компромиссов составляет основу развития и структурирования личности, а также формирования новых желаний у человека.

Так, в "Эдиповом комплексе" (З. Фрейд [30]) у мальчиков и "комплексе Электры" [31] у девочек психоаналитики усматривают энергетические источники конфликтов, которые ведут в последующем к разнообразным процессам (например, вытеснению, сублимации и др.), обогащающим как фонд Бессознательного, так и арсенал "легализованных" видов поведенческой активности (например, творчество) у индивида.

Таким образом, данные экспериментальной психологии и психоанализа говорят о том, что в сложных живых системах конфликты могут проявляться и разрешаться на этапе выбора критериев и показателей оценки качества принимаемых решений и исполняемых действий, что может привести персонал дежурных смен глобальных технотронных комплексов в недопустимое неадекватное ситуации состояние или к "смещенной" активности, подменяющей собой реально необходимое действие.